«МОЯ ВТОРАЯ МЕЧТА — ПОСТУПИТЬ В МЕДИЦИНСКИЙ, А ПЕРВАЯ, ЧТОБЫ ЗАКОНЧИЛАСЬ ВОЙНА»

Командиру медицинской бригады «Правого сектора» Яне Зинкевич всего девятнадцать, а она командует 25(!) мужчинами старше ее. В зоне АТО девушка находится с первой волной мобилизации, ушла добровольцем. О себе говорит, что не могла оставаться «диванным воином».

На войне женщин предостаточно, но чем ближе к передовой, тем они в редкость. В апреле, когда батальон только создавался, Яна была единственная в роли медика. Правда, когда она появилась, бойцы удивлялись: зачем сюда приехала, что будет делать, чем сможет помочь, когда увидит кровь и грязь? Но вскоре свое мнение поменяли. Миниатюрная барышня весом чуть больше 50 килограмм бесстрашно вытаскивала из-под пуль раненных мужчин и тянула их на себе в тыл.

Яну и ее подчиненных называют «госпитальерами». На передовой госпитальеры Зинкевич — единственный медицинский центр, в который переправляют всех раненых из Донецкого аэропорта и прилегающих поселков.

— На нашем отрезке нет больше действующего медицинского подразделения, — объясняет 19-ти летний руководитель медицинского подразделения Яна Зинкевич. – Считается, что такие есть у 79 отдельной аэромобильной бригады и 93-й отдельной механизированной. Но я их ни разу не видела. Всех раненых с передовой вывозят именно наши санитары, а сотрудники других медподразделений в дальнейшем их забирают из больниц и перевозят в госпитали.

Когда девушка собирает на поле боя раненых, то специально не одевает знаки различия.

— Дело в том, что снайпера в первую очередь целятся в командира и медика, — объясняет Яна. — Если их застрелить, то некому будет руководить и спасать жизни. У бойцов начнется хаос. Террористы в прямом смысле плевали на все существующие международные Женевские конвенции, которые запрещают убийство медиков. Даже фашисты не стреляли в санитаров, позволяя забрать им с поля боя раненых и убитых. Но путинские наемники ужаснее! Хотя до этой войны я считала, что ничего нет хуже фашизма. Оказывается, ошиблась.

— Каким образом добираетесь к раненым? – интересуемся у девушки.

— Как повезет, — отвечает Яна. – Иногда едем на машине, но чаще бежим, шагаем или… ползем. Неважно, как добраться до раненого бойца, тяжело, когда их слишком много и все ждут помощи. Они просят, молят, стонут. Конечно же, в первую очередь спешу к тяжелым. Если у бойца ранена конечность, но он при этом стонет громче всех, к нему подойду в самом конце. Я знаю, что он может подождать, а сейчас нужно спасать того, кто тихо лежит и уже почти не дышит.

— Что именно приходится делать безотлагательно, непосредственно на поле боя?

— Самое распространённое — это вынимать осколки, зашивать рассечение. Сложнее обстоят дела с огнестрелом легкого, но и здесь справляюсь. В основном применяю местную анестезию. Но бывает такое, что нет под рукой болеутоляющего или его нельзя применять, тогда операцию приходится делать без него. Парни от боли ругаются отборным матом, а я… радуюсь, значит, в сознании. Если настает болевой шок, забот прибавляется.

— Но как все это можно делать… без медицинского образования?

— После окончания школы я готовилась поступать в медицинский, зубрила биологию и анатомию, прошла курсы первой медпомощи, — признается Яна. — Думала, что это пригодится при сдаче экзаменов. Но студенткой стать не пришлось, помешала война, и  учебу пришлось отложить. Поэтому обучалась, например, хирургии, в прямом смысле на ходу. Если раненому необходима помощь, а специалисты далеко, то поневоле станешь и анестезиологом, и хирургом, и терапевтом.

 

Девушка признается, что уже не содрогается от близкого взрыва снарядов, привыкла. Во время боя не ощущает страха, лишь сосредоточенность. Особенно, когда видит истекающего кровью раненого, нуждающегося в ее немедленной помощи.

— Тогда ни о чем не думаешь, а только, как спасти этого парня, которого ждут дома жена и дети. Родные верят, что пуля пролетит мимо, а если заденет, то медики спасут ему жизнь. Вот этим мы и занимаемся на передовой – спасаем наших бойцов. Под пулями приходиться заниматься мелкой хирургией, останавливать кровотечения, часто без анестезии. Если всего этого бойцу не сделать, он попросту не дотянет до больницы.

Родители Яны вынуждены были смириться с тем, что их единственная дочь пошла воевать. Бывало, что девушка звонила матери, называла населенный пункт, в котором она находиться, а через час женщина узнавала из новостей, что это село было уничтожено «Градами». К счастью, батальон успевал поменять позиции.

С 16 лет Яна путешествует, ездила в Карпаты, где жила в полном одиночестве около месяца. Сначала питалась тем, что было припасено в рюкзаке, потом искала еду в лесу. Как объясняет девушка, испытывала на себе экстремальный туризм и спортивное ориентирование. Это тоже пригодилось на войне.

Девушка предполагает, что воевать придется еще… два-три года. Когда мы предположили, что все может закончиться намного раньше, например, к весне, она только улыбнулась.

— Я бы со всеми разделила такую нечаянную радость, — говорит 19-летняя командир медицинского подразделения. – Но, здесь, на передовой, виднее, когда перестанут стрелять пушки. Пока же Россия только наращивает свое присутствие. На оккупированные части Донецкой и Луганской областей стягивается военная техника и живые силы противника. Сам собой напрашивается вывод, что война будет затяжной. Поэтому наши бойцы продолжают укреплять оборонительные рубежи и позиции, строят блиндажи, обустраивая таки образом укрытия для техники и личного состава украинских подразделений.

Нам нужно, во что бы то ни стало сдержать натиск путинских боевиков-профессионалов. С ними воевать намного сложнее, чем с обычными террористами. В ином случае, все бы давно забыли о войне, вернув украинскую границу на прежние позиции, в частности и в Крыму.

 

— Сколько человек в твоем подчинении?

— 25 мужчин только на этой базе, то есть, здесь, на передовой. Еще есть в запасных батальонах, которые работают в тылу для мобилизации добровольцев, где занимаются их подготовкой и обучением. Правда, там, нет больных с огнестрельным ранением.

— Трудно командовать мужчинами?

— Всякое бывает, иногда приходиться поднимать голос, — сознается Яна, несколько смущаясь. — Может у кого-то не позволяет гордость подчиняться женщине, да еще в разы моложе, и он бы выражал свое недовольство, но только в мирное время.

— Кадры часто меняются?

— После отпуска некоторые не решаются возвращаться на войну. Кого-то не отпускает жена, иного единственная дочь полу сирота. Я понимаю этих людей.

— Сколько ты лично вынесла с поля боя раненых бойцов?

— Полторы сотни, может чуть больше. Сначала запоминала лица людей, которых спасала, а теперь уже нет. Количество спасенных нашим подразделением, еще труднее подсчитать. Их очень много. Сейчас ситуация обострилась, становится больше раненых, возрастает нагрузка. Работаем почти по всей Донецкой области.

Кроме ранений, с приближением холодов бойцы болеют элементарными простудными заболеваниями. Поэтому есть потребность в различных лекарствах, в том числе сердечных. Ваты и перекиси водорода всегда было предостаточно, только этим людей не вылечишь. Поэтому сейчас одна из приоритетных задач – наладить систему снабжения. Решили обновлять список требующихся препаратов, которые будут размещаться в наших группах в социальных сетях и в областных штабах «Правого сектора». Все желающие могут приобрести для нас медикаменты, которые актуальны на данный момент.

— Минобороны отчиталось, что удалось собрать 150 млн. грн. благотворительных денег. Добровольческим батальонам перепадет что-то из этих пожертвований? – интересуемся у руководителя медицинского подразделения.

— На эту помощь могут рассчитывать только те подразделения, которые подчиняются напрямую Минобороны, — отвечает Яна Зинкевич. — Добровольческий корпус «Правого сектора» действует скорее, как партизанский отряд. Добровольцы координируют свои действия со штабом АТО, больше они никому не подчиняются. Наверное, в этом кроется секрет, почему среди добровольцев наименее всего погибших.

Правда, в начале боевых действий мы пытались сотрудничать с военными. Они не понимали, как можно в экстремальных условиях настолько быстро реагировать. Бывало такое, что тяжелораненые ожидали по несколько суток, чтобы их доставили в тыл. Вскоре сделала для себя вывод, что не буду ждать «добро» руководства вывозить или не вывозить раненых. Даже если мы знаем, что там обстрел — все равно прорываемся.

Мы не выполняем бессмысленные приказы командиров, которые находятся… за сотни километров от передовой и не владеют ситуацией. Нами руководит человек, который вместе со всеми идет в бой. Огромную роль добровольческие батальоны сыграли в первое время войны на востоке Украины, когда армия была практически деморализована.

Хотя, бесспорно, у нас хуже обеспечение, чем у воинских частей, которых государственные органы снабжают централизовано. Нам помогают волонтёры, привозят все – еду, медикаменты, обмундирование.

Госпитальеры Добровольческого Украинского Корпуса в прямом смысле рассчитывают только на помощь благотворителей. ДУК юридически не существует, поэтому государство ничего не выделяет. Поэтому все финансирование Правого сектора происходит за счет пожертвований и помощи обычных граждан.

— Нам не понятно, почему государство не помогает добровольческим батальонам, — рассуждает  руководитель медицинского подразделения Яна Зинкевич. – Ведь мы делаем не меньше других. Возможно, есть поддержка, только к нам она не доходит. Сейчас очень нужны теплые вещи, зимняя обувь, потому что у ребят уже проявляются признаки «окопной болезни». Есть потребность в одеялах и матрасах. Нужны дизельные генераторы, буржуйки, продукты питания и, конечно же, медикаменты.

Нечистые на руку люди наживается на наших проблемах. Появляются различные номера карточек, куда перечисляют деньги якобы для батальона. Но у нас официальная карточка только одна! Вообще считаю, что добровольческие батальоны надо легализовать, чтобы мы хоть какую официальную помощь от государства получали. Ситуация может измениться, если добровольческие подразделения пройдут аттестацию.

Яна говорит, что на войне не позволяет себе строить отношения с близким человеком.

— Будешь постоянно думать о любимом, это отвлекает от основной работы, — объясняет девушка. — Если не дай бог с ним что-то случиться, можно надолго выбыть из строя. А меня в любом случае ждут раненые. Если не воюем, то лично везу раненых в больницу в Днепропетровск. Поэтому, все отношения лучше отложить на мирное время.

— Женщина, наверное, как никто другой нуждается в регулярных водных процедурах. Какой выход находите в отсутствие воды?

— На войне баня – праздник для любого бойца, что уж там говорить о представительницах женского пола, — вздыхает Яна. — Поэтому меня спасают влажные салфетки. Очень часто они заменяют и душ, и баню. Наступают холода – это вторая женская проблема на войне. Буду свыкаться, попытаюсь полюбить заморозки, другого выхода нет. Если есть буржуйка – хорошо, а если нет, приходиться мерзнуть вместе со всеми.

— Была ранена?

— Пока Бог миловал, — спокойно отвечает девушка. – Хотя частенько пули черкали по одежде. Интуитивно чувствую, что за мной охотиться снайпер, но продолжаю делать свою работу. Уже научилась их обманывать, вилять. В основном не везет новичкам.

К примеру, один боец моего медицинского подразделения был ранен в первом же бою. Во внедорожник угодила мина и парню раскрошила обе ноги. Главное он жив, сейчас в госпитале.

— Учиться на врача все же думаешь?

— Обязательно! — восклицает Яна. — Это моя вторая мечта, первая, чтобы закончилась война. Буду здесь до победы, у меня просто нет иного выбора. Если не встретить врага сегодня здесь, в Донецкой области, то завтра он может оказаться в родном Ровно.

Фото из личного архива Яны Зинкевич

Ленина БЫЧКОВСКАЯ

Александра БЫЧКОВСКАЯ